Неточные совпадения
И быстреньким шепотом он поведал, что тетка его, ведьма, околдовала его, вогнав в живот ему червя чревака, для того чтобы он, Дронов, всю жизнь мучился неутолимым голодом. Он
рассказал также, что родился в год, когда
отец его воевал с турками, попал в плен, принял турецкую веру и теперь живет богато; что ведьма тетка, узнав
об этом, выгнала из дома мать и бабушку и что мать очень хотела уйти в Турцию, но бабушка не пустила ее.
— Поморка, дочь рыбака. Вчера я
об ее
отце рассказывал. Крепкая такая семья. Три брата, две сестры.
Кто знает что-нибудь о Корее? Только одни китайцы занимаются отчасти ею, то есть берут с нее годичную дань, да еще японцы ведут небольшую торговлю с нею; а между тем посмотрите, что
отец Иакинф
рассказывает во 2-й части статистического описания Манчжурии, Монголии и проч.
об этой земле, занимающей 8° по меридиану.
— Ведь Надежда-то Васильевна была у меня, —
рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла старухи… Как тогда услыхала о моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая девушка… ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся.
Об отце-то тоскует, говорит… Спрашивает, как и что у них в дому… Ну, я все и
рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
Все молча остановились у большого камня. Алеша посмотрел, и целая картина того, что Снегирев
рассказывал когда-то
об Илюшечке, как тот, плача и обнимая
отца, восклицал: «Папочка, папочка, как он унизил тебя!» — разом представилась его воспоминанию. Что-то как бы сотряслось в его душе. Он с серьезным и важным видом обвел глазами все эти милые, светлые лица школьников, Илюшиных товарищей, и вдруг сказал им...
Обед был большой. Мне пришлось сидеть возле генерала Раевского, брата жены Орлова. Раевский был тоже в опале с 14 декабря; сын знаменитого Н. Н. Раевского, он мальчиком четырнадцати лет находился с своим братом под Бородином возле
отца; впоследствии он умер от ран на Кавказе. Я
рассказал ему
об Огареве и спросил, может ли и захочет ли Орлов что-нибудь сделать.
Всякое неприятное чувство к незнакомому мальчишке в нас мгновенно испарилось, сменившись острой жалостью. Мы
рассказали об этом происшествии матери и
отцу, думая, что и на этот раз опять последует вмешательство, как и в деле Мамерта. Но
отец объяснил нам, что мальчик — казачок принадлежит незнакомым людям, приехавшим погостить к нашим соседям, и что тут ничего сделать невозможно…
Отец не успел мне
рассказать хорошенько, что значит межевать землю, и я для дополнения сведений, расспросив мать, а потом Евсеича, в чем состоит межеванье, и не узнав от них почти ничего нового (они сами ничего не знали), составил себе, однако, кое-какое понятие
об этом деле, которое казалось мне важным и торжественным.
— Про
отца Никиту
рассказывают, — начал Вихров (он знал, что ничем не может Николаю Силычу доставить такого удовольствия, как разными рассказами
об отце Никите), —
рассказывают, что он однажды взял трех своих любимых учеников — этого дурака Посолова, Персиянцева и Кригера — и говорит им потихоньку: «Пойдемте, говорит, на Семионовскую гору — я преображусь!»
Тогда Александров, волнуясь и торопясь, и чувствуя, с невольной досадой, что его слова гораздо грубее и невыразительнее его душевных ощущений,
рассказал о своем бунте,
об увещевании на темной паперти,
об огорчении матери и о том, как была смягчена, стерта злобная воля мальчугана.
Отец Михаил тихо слушал, слегка кивая, точно в такт рассказу, и почти неслышно приговаривал...
Секретарь с усмешкой сказал, что „бедному удобнее в царствие Божие внити“, чтό мы и без его благородия знали, а
отец ключарь при сем
рассказали небезынтересный анекдот
об одном академическом студенте, который впоследствии был знаменитым святителем и проповедником.
Домой, в Белоглинский завод, Гордей Евстратыч вернулся почти ни с чем, исключая своей сделки с Жареным, которая могла в результате дать тысячи три-четыре. Михалко приехал вместе с
отцом, а Архип остался в городе «пользоваться» от своей болезни.
Об убеге Ариши
рассказала Михалке сама Татьяна Власьевна с необходимыми пояснениями и прибавками, причем оказалось, что бабенку расстраивали родные, вот она и придумала штуку.
— Ах, ты, бессовестный, бессовестный! — воскликнула Дуня дрожащим от волнения голосом. — Как у тебя язык не отсохнет говорить такие речи!.. Кого ты морочишь, низкий ты этакой? Разве я не знаю! Мне Гришка все
рассказал: ты, ты, низкая твоя душа, заверил его, я, вишь,
отцу сказала… Да накажи меня господь после того, накажи меня в младенце моем, коли сама теперь не поведаю
отцу об делах твоих…
При воспоминании о брате ей стало еще обиднее, еще более жаль себя. Она написала Тарасу длинное ликующее письмо, в котором говорила о своей любви к нему, о своих надеждах на него, умоляя брата скорее приехать повидаться с
отцом, она рисовала ему планы совместной жизни, уверяла Тараса, что
отец — умница и может все понять,
рассказывала об его одиночестве, восхищалась его жизнеспособностью и жаловалась на его отношение к ней.
Бабушка после этого только скорее заспешила разделом, о котором нечего много
рассказать: он был сделан с тем же благородством, как и выдел княжны Анастасии: моему
отцу достались Ретяжи, в которых он уже и жил до раздела, дяде Якову Конубрь, а бабушка оставалась в Протозанове, от которого она хотя и отказывалась, предоставя детям по жребию делить деревни, в которых были господские дома, но и дядя и
отец слышать
об этом не хотели и просили мать почтить их позволением оставить в ее владении Протозаново, к которому она привыкла.
M-r Оглоблин приходился тоже кузеном и князю Григорову, который, впрочем, так строго и сурово обращался с ним, что m-r Николя почти не осмеливался бывать у Григоровых; но, услышав последнее время в доме у
отца разговор
об Елене, где, между прочим, пояснено было, что она любовница князя, и узнав потом, что ее выгнали даже за это из службы, Николя воспылал нестерпимым желанием, что бы там после с ним ни было,
рассказать обо всем этом княгине.
Тогда Яков
рассказал ему, что лошадь у них пала, хлеб весь они съели еще в начале февраля; заработков не было. Сена тоже не хватило, корова чуть с голоду не сдохла. Пробились кое-как до апреля, а потом решили так: ехать Якову после пахоты к
отцу, на заработки, месяца на три.
Об этом они написали ему, а потом продали трех овец, купили хлеба да сена, и вот Яков приехал.
К нему приходит
отец Наташи — сообщить о своих намерениях, за ним присылает ее мать — расспросить о Наташе, его зовет к себе Наташа, чтобы излить пред ним свое сердце, к нему обращается Алеша — высказать свою любовь, ветреность и раскаяние, с ним знакомится Катя, невеста Алеши, чтобы поговорить с ним о любви Алеши к Наташе, ему попадается Нелли, чтобы выказать свой характер, и Маслобоев, чтобы разузнать и
рассказать об отношениях Нелли к князю, наконец, сам князь везет его к Борелю и даже напивается там, чтобы высказать Ивану Петровичу всю гадость своего характера.
В будуаре никого не было. Дрожащим от волнения голосом начал граф свою исповедь. Он подробно
рассказал, кто он такой, его побег от
отца, принятие, по воле его матери, титула графа, не умолчал даже
об источнике их средств — старом еврее.
— Ты слыл года два сыном Кропотова; потом мнимый
отец уступил тебя князю Василию с тем, чтобы никто
об этом не знал; ты рос богатырски: тебе придали с лишком два года. Человека два тайно проведали все это и под клятвою
рассказали за тайну Нарышкиным; ложь пошла за истину. Сами Нарышкины, по любви к Кропотову, выдавали тебя за сироту, издалека вывезенного; а всего этого мы и домогались.
У меня зародилось маленькое сомнение. На днях я непременно хотела, чтоб он мне
рассказал про все свои семейные дела. Мы с ним
об этом никогда не говорили. Он мне
рассказал, что
отец его и мать давно умерли. Есть у него небольшое именьице в Пензенской губернии. Ни братьев, ни сестер нет…
Завязывается оживленный разговор. Даша
рассказывает о своем милом Крошине, о полях, о речке под горушкой, о тенистом саде с целыми зарослями крыжовника и смородины,
об отце, матери, сестре, братьях и старом Устине.
Секретарь с усмешкой сказал, что „бедному удобнее в царство Божие внити“, что мы и без его благородия знали; а
отец ключарь при сем
рассказали небезынтересный анекдот
об одном студенте, который, будучи в мирском звании, на вопрос владыки, имеет ли он состояние? ответствовал: „Имею, ваше преосвященство, и движимое, и недвижимое“.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее
об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее
об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала
рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
Агап, разумеется, не считал этого за самый худший исход, какого он мог ожидать за свое неудачное посольство, и, закатясь с дядиных глаз в корчму, успел
рассказать бывшее так хорошо, что через полчаса
об этом знало все селение, и все, от мала до велика, радовались тому, что
отец Яков «в книгах вычитал, як Дукачонку на роду писано остаться некрещеным».